Здравствуйте, уважемые читатели!

С Вами снова практикующий айкидзин,и сегодня я решил предоставить Вашему Вниманию воспоминания одного из учеников О-сэнсея:  Гаку Хоммы,который, будучи подростком, тренировался под руководством О-сэнсея за год до его смерти и описывает типичный день из жизни Основателя.

Приятного чтения!

В 1968, будучи тогда в возрасте 85 лет, О-сэнсей жил в новой пристройке к жилому крылу Ивама додзё. Его жена Хатсу спала в соседней комнате. В стороне от главной комнаты в крошечной комнатке жила служанка Кикуно. Моя комната была в другом конце додзё, и кроме нас четверых в тот момент в додзё никто не жил.

Сайто сихан и его семья жили в другом доме неподалеку. В то время у них не было еще ресторана и никакого другого бизнеса, кроме семейной прачечной. В те времена обычным было размещение удобств во дворе, в пристройке, рядом с которой у Сайто сихана стояла макивара (столб, обернутый смягчающей прослойкой, который каратэки используют для отработки ударов). Однажды во время семинара в Денвере он упомянул, что в молодости практиковал каратэ, и я спросил его почему макивара была расположена рядом с уборной. Он сказал, что это было частью его тренировочного режима – он бил 10 ударов по ней, когда шел по нужде, и еще 10 на обратном пути.

В те годы пространство между железнодорожной станцией Ивама и додзё было засажено каштанами и зарослями бамбука. В апреле цвели каштаны, а бамбук, достигающий четырех дюймов в диаметре, прорастал повсюду, даже посреди дороги. В этих местах росли еще и сливовые деревья, что добавляло красоты весеннему цветению. Сейчас же почти все деревья заменили различные постройки и магазины.

Когда Основатель останавливался в Иваме, он проводил большую часть вечерних тренировок, которые начинались в 19:00. В 17:00 он ужинал. Ванну он предпочитал принимать не перед сном, а первым делом с утра. В силу возраста О-сэнсей придерживался простой диеты. Обедал и ужинал он всегда вместе со своей супругой Хатсу. Было очевидно, что они любят проводить это время вместе и Основатель был часто в приподнятом настроении. Он брал палочками горстку еды и клал ее на тарелку жены. «Омахан табэ ёси» («вот, это тебе»), поддразнивал он ее на своем местном диалекте Кисю.

Она брала и возвращала еду ему на тарелку, говоря «Нет, ты это ешь». Комната, где они ели была расположена сразу за алтарем додзё. Это была простая комната с деревянным полом. Для трапезы раскладывался небольшой стол со складными ножками. Ели мы все вчетвером. Зал был так близко, что мне было трудно есть расслаблено в присутствии О-сэнсея. Кикуно и я всегда сидели по форме, с прямыми спинами и старались соблюдать манеры. Несмотря на то, что питался О-сэнсей без изысков, иногда ему готовили «современную» еду, такую как, например, рис карри. Основатель комментировал, что карри – это полезная клетчатка, стимулирующая работу кишечника.

В одном из углов комнаты была крошечная раковина, у нее был только кран с холодной водой, всю горячую воду в зале грели самостоятельно. Этой раковиной О-сэнсей пользовался для умывания и чистки зубов. В Ивама додзё все было просто, поэтому эта раковина была в доме единственной, а рядом с ней стояла пропановая горелка, на которой готовилась еда.

В наши дни условия жизни Досю третьего поколения, внука Морихея Уесибы, далеки от простого и аскетичного быта Основателя. В те дни не было ни радио, ни телевидения. Основатель обычно ложился спать в девять вечера. В апреле ночи были еще холодными, но он оказывался пользоваться одеялом с электрическим подогревом. Он утверждал, что электричество вызывает у него зуд. (Сейчас вспоминая об этом, я начинаю думать, что это было одним из симптомов состояния его печени). Вместо одеяла с подогревом, служанка Кикуно ложилась на футон, чтобы прогреть его. Пока она там лежала, моя работа была размять стопы Основателя или сидя сейдза у его изголовья читать ему вслух текст из Омото Кё; Рей Кай Моногатари.

Основатель вставал каждое утро еще до 6 утра. Если он сразу не принимал горячую ванну, то умывался и чистил зубы солью или зубным порошком зубной щеткой из свиной щетины. Потом я помогал ему умыться, придерживая рукава его кимоно, чтобы они не намокли.

Если утром Основатель принимал ванну, то мой день начинался иначе. Я вставал в 5 утра, чтобы развести огонь, греющий воду в купели. Купель состояла из закрытого деревянного помоста, в который был вмонтирован металлический чан, наполненный холодной водой.

Огонь разжигался прямо под чаном и по мере того, как он прогревался, дно его становилось слишком горячим, чтобы на нем стоять. Поэтому в чане плавала деревянная решетка, на которую можно было встать, или же ванну принимали в гета (деревянных сандалиях). По-японски эти ванны назывались «гоэмонбуро». Происхождение этого слова следующее – был такой известный вор Гоэмон Исикава, которого сварили заживо в железном котле в наказание за его преступления. Даже в 1960-х годах эти ванны были еще очень распространены, хотя сейчас их уже почти не сыщешь. В только приготовленной ванне вода была горячей и «жесткой», поэтому служанка Кикуно залезала в нее первой, чтобы «смягчить и размешать» воду. По-японски это называется «юмоми».

После того, как Основатель входил в воду, моей или Кикуно обязанностью было растереть его полотенцем без мыла. Пока же я разводил огонь, мне не разрешалось сидеть просто так. Я подметал дорожку перед додзё большой бамбуковой метлой. Обычно с середины до конца марта дорожки были усыпаны лепестками цветущих слив. В этот период я не подметал дорожки, чтобы не нарушать естественной красоты, а в остальное время подметал так, чтобы оставались упорядоченные штрихи. И когда О-сэнсей шел по дорожке, его следы были единственными. Иногда дети, бегущие в школу, проходили по нашей дорожке – это меня ужасно злило, ведь все выглядело так, как будто я пренебрег своими обязанностями. Символический смысл этой уборки заключался в том, чтобы очистить от злых духов путь, которым Основатель шел на утреннюю молитву.

…В солнце и в дождь, О-сэнсей всегда ходил на утреннюю церемонию в святилище Айки. Если шел дождь, то мы несли над ним зонт, а он нес маленький поднос с тремя мисками – в одной соль, в другой рис и в третьей вода. Его шаг был всегда уверенным, и он идеально балансировал поднос, который нес перед собой; трудно было поверить, что ему 85. Мне всегда казалось необычным, что когда я сопровождал его в Хомбу додзё в Токио, его поступь менялась на медленную и он с трудом передвигал ноги. Теперь когда я об этом думаю, мне кажется, что он делал это специально.

Когда О-сэнсей подходил к воротам (тори) святилища и проходил под ними, мы с Кикуно должны были бежать вокруг них, так как проходить под ними нам не разрешалось, чтобы открыть двери. Открыв их, мы заходили вовнутрь, чтобы отодвинуть перегородку перед сэнсеем. Когда он входил, мы тихо закрывали ее за ним. Прежде, чем занять свои места у входа в святилище, мы зажигали свечи. Основатель проводил в молитве около 25 минут, а раз в месяц была особая церемония, называемая Тсукинами Сай. Эта церемония длилась час, в святилище вносились подношения фруктов, овощей, рыбы. Продукты, полученные из животных, никогда не использовались.

Во время обычной ежедневной церемонии мы с Кикуно сидели в сейдза абсолютно неподвижно, низко склонив головы. В этом положении колени болели и оставаться в таком положении было весьма утомительно. В том возрасте я не понимал, что означали молитвы, которые читал О-сэнсей, поэтому сохранять концентрацию было сложно. Только когда О-сэнсей использовал дзё в церемонии дзё но май (движения с дзё) мое внимание было приковано к происходящему. Дзё, которое он использовал, было длиной как обычное, но оно было заострено с одного конца. Если он не использовал дзё, то брал саку – плоский, похожий на весло инструмент, используемый в церемониях синто. Он исполнял движения с саку, как если бы это был тсуруги ( меч богов по синтоистской мифологии).

После молитвы в святилище Айки, Основатель возвращался в передний двор и останавливался произнести молитву у хокора (малое святилище), посвященное божеству Уситора но Кондзин. Это было личное божество О-сэнсея, которое он всегда возил с собой. Когда он уезжал на Хоккайдо, он брал его с собой и посвятил ему новое святилище, названное Ками Сиратаки Дзиния в основанной им деревне Сиратаки. Это может прозвучать, как если бы он возил с собой нечто осязаемое, но на самом деле это было не так, с ним всегда пребывал только сам дух божества.

В заключении своей утренней церемонии Основатель вставал прямо, держа саку и глядя прямо на солнце. Не важно, был ли это солнечный день, или небо было затянуто тучами, он всегда поднимал лицо вверх и смотрел на солнце. Он возносил молитву Амитерасу О Ками, синтоистской богине солнца. Мне это казалось необычным и я сам пробовал копировать его действия. Но я никогда не мог смотреть прямо на солнце больше нескольких секунд, мои глаза не могли вынести этого света. Теперь я начинаю думать, что тот мощный взгляд, которым он обладал, был следствием следования этому ежедневному ритуалу. После этого было время готовить завтрак.

В современном Ивама додзё парковка и кухня утидеси находятся на том месте, где когда-то у О-сэнсея был сад и грядки с овощами. Этот садик существовал для нужд семьи и за ним очень тщательно следили. После утренней церемонии Основатель, будучи все еще одетым в ритуальные кимоно и хакама, направлялся прямиком в сад. В апреле всегда были молодые нира, нанохана, дайкон и кабу, требующие прореживания. Основатель внимательно их осматривал и говорил мне какие из них можно срезать сегодня для гарнира. Мы не собирали урожай, ведь стоял апрель, и растения были еще слишком малы. Ростки, тем не менее, надо было пропалывать и прищипывать, чтобы растение росло более сильным. Помню О-сэнсей учил меня, что после прищипки на растение нира нужно наступить и полить водой, оставшейся от промывки риса. Это гарантировало хороший рост растения.

Завтрак обычно состоял из конджи (мягкая рисовая каша) и моти (клейкие рисовые лепешки). О-сэнсей любил моти и иногда ел только их. Гарнир состоял из свежих листьев, собранных в садике и очень просто приготовленных. Основатель не переодевался и завтракал в своей ритуальной одежде. Для него завтрак был частью утренней церемонии.

После завтрака наступало время распределить дневные обязанности между мной и Кикуно, которые мы выполняли, пока Основатель восстанавливал силы. В паре кварталов от додзё у О-сэнсея было рисовое поле и одной из моих обязанностей была его прополка. Никогда не зная, когда О-сэнсей может позвать нас с Кикуно на тренировку айкидо, я всегда носил куртку от кейкоги поверх рабочих штанов, на всякий случай.

Если день был солнечным, Основатель иногда садился у окна и читал газету в лучах солнца. Или в особенно яркие дни мы раздвигали двери додзё и Основатель ложился прямо на татами и грелся на солнце. Второй Досю Киссемару Уесиба говорил в своей биографии, что никогда не видел Основателя не в положении сейдза. В Ивама, Основатель, которого знал я, бывало ложился на солнце и отдыхал, как любой другой пожилой человек.

Даже когда он спал, мы глядели во все глаза и прислушивались, чтобы знать где он и что делает. Если он звал нас, то мы бросали свои занятия и бежали к нему. Кикуно даже говорила, что я сплю с открытыми глазами. Мы жили в постоянном внимании, все 24 часа.

Если Основатель был в хорошем настроении, то он звал нас на тренировку айкидо. Одетый в свое кимоно, он предпочитал техники в сувари ваза – сёмэнути иккё и катате дори ириминагэ омотэ в ханми хандати. Он учил нас таймингу в роли уке.

После завтрака в 9:00, Основатель не обедал. Кикуно и я были обычно голодны как волки после тренировки и доедали остатки завтрака. Мы готовили лишние порции на завтрак, чтобы у нас осталось что-то на обед.

Днем Основатель занимался различными делами. Весной, например, я помню они с Хатсу сажали в саду арахис. Хатсу уже ходила согнувшись в три погибели из-за возраста, но все еще ловко управлялась с мотыгой. Она возделывала ровные ряды грядок, а я добавлял в землю компост. За нами шел Основатель и мастерски выстреливал арахис в лунки, зажимая их между большим и указательным пальцами. Думаю, что этот талант посева арахиса был у него с тех времен, когда он обитал на Хоккайдо, координируя посевы и сборы урожая будучи в Омото Кё.

Обычно раз в месяц Основатель посещал Хомбу додзё в Токио. Если визит был долгим, он оставался там на 4-5 дней. В те дни, когда утром он уезжал в Токио, утренняя церемония заканчивалась немного раньше. Весной мы собирали пучки свежей зелени с огорода ему в дорогу. После завтрака он ехал на такси на станцию. Даже если мы задерживались, то оказывались на станции как минимум за полчаса до прибытия поезда. Иногда мы приезжали за целый час. Ивама был маленьким городком с маленькой станцией. Только местный поезд останавливался здесь. Чтобы сесть на экспресс до Токио нужно было пересесть на другую ветку на ближайшей крупной развязке. В руке я нес кожаный докторский портфель, подаренный О-сэнсею на Гавайях. На спине у меня был узелок с овощами и зеленью. Я всегда шел перед Основателем, чтобы защитить его от толпы. Иногда, когда мы совершали пересадку на экспресс, мне не удавалось найти ему место. В такие разы я находил какого-нибудь студента в форме и «убеждал» его уступить место. У меня хорошо получалось «убеждать» в те дни!

В те дни утидеси не жили в Хомбу додзё, хочу особо отметить этот момент. Единственный, кто жил в Хомбу, был господин Митсуо Тсунода, который совмещал функции смотрителя и помощника, когда приезжал О-сэнсей. Он не практиковал айкидо. В недавнее время мне стали попадаться объявления про инструкторов, которые утверждали, что учились в качестве утидеси у О-сэнсея в тот период. Это неправда. По меньшей мере последние три года перед смертью Основателя в Хомбу додзё никто не жил. И, вдобавок, Основатель сам не жил в Хомбу. Единственными утидеси в Хомбу были студенты Киссемару Уесибы, второго Досю и они работали там и получали зарплату.

Мне необыкновенно повезло быть частью жизни О-сэнсея не только в контексте айкидо. По этой причине мое восприятие отличается от обычного. Я помню, каким был основатель во время визитов в Хомбу. Там он был «президентом компании» и вел себя подобающим образом. В Иваме я был свидетелем личной жизни человека по имени Морихеи Уесиба, доброго стареющего человека, который грелся на солнце и играючи сажал арахис. Мне кажется, что таким он был на самом деле.